***
Высокие, кряжистые утёсы, отвесно обрывающиеся вниз, навстречу к слегка примятой зелёной траве; пологие склоны, будто спины огромных спящих великанов-Велетов, по преданиям, обитавших в Карпатах в начале времён - всё вокруг было залито ярким солнечным светом. Глаза слезились от вездесущих лучей, несущих вместе с весной тепло и радость в одинокую землю. Ничто не могло укрыться от жизньродяшего света, да ни что и не пыталось, наоборот, всё стремилось к нему, вытягивалось в спасительном молении, обращённом к Солнцу.
С высокой скалы, над которой повис нескончемой голубизной небесный свод, открывался невиданный, не предназначенный для человеческим глаз, вид. Широкие просторы: холмы, поросшие молодой зеленью; долины, в которых уже вовсю кипела Жизнь; радующие глаз синевой озёра с чистой, прозрачной водой, не знавшей слов "отходы", "загрязнение"...Всё это открывалось с высоты, от которой захватывало дух и душа рвалась на свободу, стремясь улететь, подобно орлу. А сама гордая птица кружила где-то неподалёку, у заснеженной по-прежнему вершины, презрительно поглядывая на человека высокомерным взглядом.
Изумительно чистый воздух наполнял лёгкие, с каждым вздохом, казалось, выметая всю грязь и копть городских улиц. Где-то внизу слышалось щебетание птиц, утопали в цвету небольшие рощицы и вновь ярко зеленела трава.
День нёс новые заботы всему живому (а вместе с ним и неживому), весна же дарила РА-дость...
Вдохнув в себя последний раз неповторимый горный воздух и окинув прощальным взглядом гордые неприступные скалы, я медленно стал спускаться, вновь погружаясь в царство обыденности и банальности...

***
И снова было море, но в этот находящееся на суше. Необъятная и непокорная степь, диктующая свои права любому, кто осмелится преступить её границу. Высокая, выше человеческого роста, трава медленно покачивалась из стороны с торону, и было в этом движении нечто величественное и могущественное, будто травы призывали древних спящих Богов, взывая к ним о помощи. Зелёные волные, кое-где желтея пожухлыми брызгами, были залиты багряным закатным заревом. Трисветлое Око Солнца, завершив свой дневной коловорот, отправлялось на покой, подобно тому, как гаснет огонь жизни в глазах столетнего старца, которого Боги уберегли от маразма, медленно и спокойно оседало за невидимый горизонт.
Налетавший изредка тёплый ветер, ласково трепавший волосы на голове, навевал воспоминания о легендах да былях, о "детях Солнца и Степного Ветра", именуемых по-другому Славянами. Голова слегка кружилась от тысячи запахов, пронзавших воздух невидимыми нитями. Эти запахи заставляли вспомнить седую древность, грозных и могучих богатырей; славных витязей, шедших в пекло за храбрых князем; свободолюбивых и гордых козаков-запорожцев, чья кровь сейчас отчаянно билась в жилах; и новых героев, что, не жалея себя, кровью своей проложили путь в будущее нашим жизням, борясь с инородными оккупантами, которые шли под стягами с украденным у славян символом.
Багряное зарево напоминало о славе минувших лет, о великих кровопролитных битвах, в которые наши предки добывали себе свободу, а также заставляло сердце сжиматься нестерпимой болью и горечью по утраченной Воле.
На миг показалось, будто ветер донёс издалека звонкий девичий и юношеский напев, славящий канувших в Лету Богов. Но нет, это была лишь игра фантазии - слова напева давно зыбыты, а сами те юноши да девушки спят вечным сном в сырой земле...
Как хотелось бы остаться здесь навсегда, ведь степь - это дом, это мать. Только она могла породить такой великий и безстрашный народ, сейчас безпславно гниющий под чужим ярмом. Но вновь и вновь надо вставать идти, ибо время не ждёт, хотя именно ему торопиться вроде бы некуда...

***
Лишь накроет мир тёмная длань Хорса и выйдет Мара за добычей, как вековой лес моментально преобразиться. Вместо прохлады Бабьего лет приходит холод, от которого разит зимой. Раскидистые ветви могучих деревьев, помнящих на своём веку очень многое, с наполовину сброшенной листвой, казались когтистыми лапами страшных мифических чудовищ. Крики ночных птиц, от которых раз от разу пробегала дрожь по спине, многократно усиливало это сходство. Изредка из кустов, обрамлявших поляну зелёной стеной, доносился шорох, слышались тихие шаги то ли зверя какого-то, то ли последнего оставшегося в живых лешего. Одинокие пни, что чернели то тут, то там, глаз принимал за изваяния тех самых дрвених Богов, брошенных здесь в незапамятные времена. А, может, то и вправду было древнее капище, теперь заросшее сорняками да буйной травой, хоть когда-то горел здесь священный костёр и мудрые седовласые волхвы нараспев читали старинные заклятия.
Ночь будто сжимала кольцо, медленно подступая, словно крадучись, одновременно со всех сторон. Чувствовать букашкой, попавшей в ледяные тиски было совсем неприятно и потребовалось сжать всю свою волю в кулак, чтобы побороть желание немедленно вскочить и с криком ринуться куда глаза глядят. Чувствую, как щупальца холодо медленно подбираются, раз за разом наталкиваясь на слабое человеческое тепло, я стал отчаянно думать о завтрашем утре, о том, что с восходом солнца морок развеется и Мара заберёт свои щупальца обратно. Но рассудок прекрасно понимал, что до восхода ещё нужно дожить. Где-то в глубине души тут зажурчала знакомая мелодия и я сразу понял: "ДОЖИВУ!"...

***
Так, век от века день сменял ночь, а ночь сменяла день, солнце восходило и заходило, то давая, то отбирая у порабощённого народа последнюю надежду на то, что настанет наконец их Рассвет, воспрянет земля, воскреснут древние Боги, новая РА-дость разольётся по Руси. Но хватит ли нам терпения и веры, чтобы считать восходы и закаты, до конца отказываясь понимать, что само по себе ничего не случиться?...